Владельцы арестованного имущества не обязаны за свои деньги переводить все необходимые для дела документы — к такому заключению пришел омбудсмен Юрис Янсонс в своем заключении о возможных ограничениях прав, гарантированных в первом предложении статьи 92 Конституции Латвии, в рамках уголовного процесса.
Как сообщила юридическая фирма «Rode un partneri» новостному агентству LETA, омбудсмен начал проверку на основании поданного фирмой заявления, суть которого составляла просьба проверить возможное ограничение прав, гарантированных в первом предложении статьи 92 Конституции Латвии, допущенное в уголовном процессе при требовании от участника процесса подать документы или обеспечить их нотариально заверенный перевод на государственном языке.
В ряде уголовных процессов эта юридическая фирма представляет различные компании, которые в этих уголовных процессах признаны владельцами арестованного имущества. Несмотря на то, что отдельные компании зарегистрированы за границей, а также сделки зачастую ведутся за пределами Латвии, следователи отказались приобщить к материалам уголовного процесса документы о происхождении арестованных средств, если те были оформлены на иностранном языке и к ним не прилагался нотариально заверенный перевод на государственном языке.
Это требование следователи обосновывали положениями статьи 11 Уголовно-процессуального закона и пунктов с 48 по 51 Правил Кабинета министров «Порядок составления и оформления документов».
Часть первая статьи 11 Уголовно-процессуального закона предусматривает, что уголовный процесс проходит на государственном языке. Однако следующие части этой статьи предусматривают ряд случаев, когда участвующее в процессе лицо может использовать другой язык, когда ему должен быть предоставлен переводчик и обеспечен перевод процессуальных документов. Таким образом получается, что обязанность использовать государственный язык в уголовном процессе имеет свои исключения.
Ссылаясь на часть первую статьи 11 и пункт 3.1 статьи 126, прокуратура указала, что лица, вовлеченные в процесс, обязаны доказать законное происхождение имущества, а также обязаны предоставить доказательства на государственно языке или же с нотариально заверенным переводом. Обязанность следователя в уголовном процессе обеспечить перевод процессуальных документов на государственный язык, якобы, относится только к процессуальным и полученным в ходе следственных мероприятий документам.
Юридическая фирма считает, что обязанность переводить и нотариально заверять подаваемые документы в связи с 45-дневным сроком подачи, предусматриваемым статьей 356 Уголовно-процессуального закона, противоречит принципам уголовного закона и ограничивает права владельца арестованных средств на справедливый суд.
Первое предложение статьи 92 Конституции Латвии предусматривает, что каждый имеет право защищать свои законные права и законные интересы в справедливом суде. Справедливый суд, представляющий собой должным образом проводимый, соответствующий принципам правового государства процесс, включает в себя несколько элементов – взаимосвязанных прав. В него входит, например, право на доступность суда, принцип равных возможностей сторон, а также право быть выслушанным.
Янсонс в своем заключении подчеркнул, что, по мнению теоретиков права, принцип равных возможностей сторон или принцип процессуального равноправия предусматривает, что в процессе рассмотрения дела права участников процесса должны быть справедливо сбалансированы, а это значит, что каждому должна быть обеспечена адекватная возможность воспользоваться процессуальными средствами, не будучи безосновательно поставленным в менее благоприятное положение по отношению к другим участникам процесса. Процессуальное равноправие обеспечено в таком случае, если участникам процесса даны равные возможности использовать предусмотренные в рамках процесса процессуальные средства, например, высказаться о пояснениях и аргументах, представленных другими участниками процесса, и предоставить доказательства и высказаться о них.
Омбудсмен отметил, что Конституционный суд признал, что право на честь и достоинство человека требует, чтобы человек не был только объектом процесса, но и имел возможность высказаться перед тем, как будет принято решение, затрагивающее его права, то есть вовлеченному участнику процесса нужно дать возможность выразить свое мнение в том объеме, который соизмерим с предметом процесса и тяжестью грозящих санкций.
А Верховный суд признал, что в результате признания имущества преступно нажитым и его конфискации могут быть попраны базовые права человека, предусмотренные статьей 105 Конституции Латвии. По этой причине требуется четкий и эффективный механизм, как человек может доказать, что подверженное аресту имущество имеет легальное происхождение. А именно, чтобы владелец арестованного имущества мог защитить свои права на собственность, обжаловать решения, ему должно быть предоставлено право активно участвовать в уголовном процессе, принимая участие в заседаниях суда, выражая свое мнение, предоставляя доказательства.
Янсонс отмечает, что не все люди владеют государственным языком, к тому же и сами материалы или документы могли быть оформлены в других странах и на других языках. А возможность пригласить переводчика или подать нотариально заверенные переводы документов или материалов тесно связана с доступными конкретному человеку финансовыми и временными ресурсами.
Следственно, если владелец арестованного имущества не владеет государственным языком или в его распоряжении нет необходимых средств, но он обязан подать сведения или доказательства сугубо на государственном языке или с нотариально заверенным переводом, то это может по сути ограничить возможность этого человека высказаться по важным обстоятельствам дела, чтобы защитить свои интересы.
Таким образом очевидно, что такое требование не способствует сбалансированию интересов сторон, вовлеченных в процесс, и по сути не обеспечивает возможность человеку быть выслушанным. С учетом вышесказанного, напрашивается вывод, что требование к владельцам арестованного имущества подавать сведения или документы, подтверждающие законность происхождения имущества, только на государственном языке или с нотариально заверенным переводом, ограничивают права, гарантируемые первым предложением статьи 92 Конституции Латвии.
Янсонс также отмечает, что часть 31 статьи 126 Уголовно-процессуального закона предусматривает, что, если лицо, вовлеченное в уголовный процесс, утверждает, что имущество нельзя считать нажитым преступным путем, то бремя доказательства законности происхождения соответствующего имущества лежит на этом лице. А требование о языке предоставления сведений не предусмотрено.
Он подчеркнул, что процессуальные издержки, предусмотренные пунктом 3 части первой статьи 367 Уголовно-процессуального закона, это оплата экспертам, аудиторам, переводчикам и специалистам за работу, кроме случаев, когда они принимают участие в процессе, выполняя свои служебные обязанности. Верховный суд также признал, что процессуальные расходы изначально покрываются из государственных средств, но взыскиваются с осужденного лица в пользу государства после вынесения судом решения. Таким образом требование к владельцу арестованного имущества о переводе подаваемых документов может быть расценена как обязанность покрывать процессуальные расходы вместо государства.
Лектор Юридического факультета Латвийского университета Гунарс Кутрис отмечает, что Уголовно-процессуальный закон не предусматривает, что доказательства в рамках уголовного процесса должно добывать какое-либо другое лицо, которое не является процессуальным должностным лицом. Закон не может выдвигать обязательные требования к поданным соответствующим лицом документам, подготовленным другими учреждениями, поскольку это лицо не может требовать, например, от кредитного учреждения, чтоб в справке, выданной этим учреждением, были указаны определенные реквизиты. Поэтому Кутрис считает, что документы, имеющиеся в распоряжении этого лица, становятся доказательствами по уголовному процессу и могут быть использованы в качестве доказательной базы только после их подачи следователю процесса.
Кутрис считает, что прокурор или суд не посмел бы не соблюсти принципы и, например, требовать от владельца арестованного имущества реализовывать свои права – подать ходатайство или жалобу, выступать в суде – на государственном языке или требовать оплатить услуги переводчика.
«Уголовно-процессуальный закон не предусматривает право должностного лица требовать у частного лица предоставить доказательства только на государственном языке или с нотариально заверенным переводом. Это противоречило бы правам на справедливый суд и основным принципам уголовного процесса», — подчеркнул Кутрис.
Также Кутрис указал на то, что закон предусматривает, что плата за работу переводчика не взыскивается. Ее всегда покрывают из средств государства. «Если бы эти процессуальные издержки взыскивались бы с осужденного, то это можно было бы считать платой за незнание языка».
Также руководитель Кафедры права Высшей школы бизнеса «Turība» Ингрида Вейкша отмечает, что перевод таких документов является обязанностью следователя, ведущего процесс, поскольку для лица, на которое возложено обязательство предоставить перевод документов, это однозначно будет связано с финансовыми затратами, что может создать дополнительные трудности для этого лица, или даже может быть невозможным выполнить такое требование следователя.
Руководитель учебной программы Юридического факультета Рижского университета им. Страдиня Алдис Лиелюксис отмечает, что для того, чтобы документ стал доказательством, он должен быть добыт в предусмотренном законом порядке и закреплен в определенной процессуальной форме.
По мнению Лиелюксиса второй вопрос – об обязанности подавать документы на государственном языке – прижился на практике по причине неправильного применения нормативного регламента Уголовно-процессуального закона. Государство обязывает конкретное лицо не только указать на факты, доказывающие правомерность происхождения средств, но и доказать государству легальность происхождения этих средств. Таким образом это лицо доказывает правомерное происхождение имущества теми средствами, какие имеются в его распоряжении, и это могут быть не только различные документы, но и, например, не владеющий латышским языком человек, который выдал заем или дарственную, о чем готов свидетельствовать.
По сути человек – владелец арестованного имущества – защищает свою собственность от государства, которое хочет ее конфисковать в свою пользу. В распоряжении государства имеется несравнимо больше ресурсов и возможностей обеспечить не только устный перевод, но и перевод предоставленных на иностранном языке документов на государственный язык. А также принцип равноправия, предусмотренный статьей 8 Уголовно-процессуального кодекса, запрещает неравное отношение по языковым причинам.
По мнению Лиелюксиса эта интерпретация не запрещает человеку самостоятельно подать оригиналы документа и соответствующим образом оформленный перевод на государственном языке. А вопросы процессуальных издержек и взыскания регулируют нормы, предусмотренные в разделе 29 Уголовно-процессуального закона.
Таким образом, по мнению теоретиков права, документы в распоряжении частного лица не считаются доказательствами в интерпретации части первой статьи 127 Уголовно-процессуального закона, пока они не поданы следователю. В то же время Уголовно-процессуальный закон не предусматривает обязанность владельца арестованных средств предоставлять следователю документы только на государственном языке или с нотариально заверенным переводом. А об издержках, связанных с переводом, должен решать суд при вынесении приговора. Следственно, теоретики права считают, что требование к владельцу арестованных средств подавать сведения или документы, подтверждающие законное происхождение имущества, лишь на государственном языке или с нотариально заверенным переводом не предусмотрено законом.
Омбудсмен отмечает, что в таком случае следует вывод, что, обязывая владельца арестованных средств переводить подаваемые следователю материалы, необоснованно ограничивает права этого лица, предусмотренные первым предложением статьи 92 Конституции Латвии.
Янсонс будет призывать Государственную полицию и Генеральную прокуратуру сменить практику и устранить случаи, когда в рамках уголовного процесса необоснованно ограничиваются права владельцев арестованного имущества, гарантированные первым предложением статьи 92 Конституции Латвии.
